Денис Шабаев и Марина Разбежкина рассказали интернет-порталу «ПрофиСинема» о фильме «Чужая работа», участнике конкурсной программы «Кинотавра».
Как возникла идея фильма? Что послужило началом — замысел или герой?
Денис Шабаев: В начале была все-таки идея. Я много путешествовал по Средней Азии, и мне захотелось снять историю жизни восточных людей на их Родине и здесь, в Москве — это ведь два совершенно разных типа существования. Пересекая географическую границу мигранты, словно переходят некую «границу» в своем сознании и сразу меняется их характер, пластика, мироощущение. Я пытался понять, в какой момент происходит этот внутренний слом. И еще, наверное, мне было интересно попытаться взглянуть на нас, граждан России, их глазами. Сначала в сценарии была немного другая история, которую мы с Мариной Александровной Разбежкиной подавали в Министерство культуры от ее студии. Однако жизнь мигрантов меняется так быстро, что пока заявка рассматривалась, судьбы моих персонажей изменились, и я стал искать похожие сюжеты.
Как вы познакомились с Фаррухом и чем вас привлёк именно этот герой?
ДШ: В представительство ФМС России в Душанбе претенденты на эмиграцию записываются за несколько месяцев до собеседования, стоят долгую очередь и в итоге получают несколько минут тет-а-тет с сотрудником для рассказа, почему именно они должны получить гражданство РФ. Напряжение и ожидание этих собеседований стали прологом истории. Именно здесь я искал героев для фильма. И, надо сказать, что неожиданно сотрудники ФМС в Таджикистане откликнулись и очень мне помогли. Один из них сказал: «Я проработал здесь два года, и больше никогда не смогу называть этих людей – “чурками”». В итоге мне повезло встретить Фарруха. У него оказалась замечательная семья, которая довольно типична для Средней Азии — интеллигентные, образованные люди, успешные в советское время и потерявшие все после распада СССР.
Насколько быстро они вас «впустили»? Как вы доносили идею фильма до Фарруха и его семьи?
ДШ: Приблизится, наверное, удалось где-то через два-три месяца. Конечно, я не сказал им с порога, что отныне целый год буду снимать все их действия на камеру. Просто в какой-то момент я стал частью их жизни, в том числе в связи с тем, что с Фаррухом произошла беда — авария, из-за которой его посадили в тюрьму.
Когда это произошло, он вам сразу позвонил?
ДШ: Да, у него было полчаса, пока не отобрали телефон. В этой аварии невозможно понять, кто прав, кто виноват — все случилось зимой, ночью, на обледеневшей дороге. Однако, думаю, если бы он был гражданином России, приговор мог бы быть другим.
Вы с ним поддерживаете контакт?
ДШ: Да, мы постоянно созваниваемся, вчера разговаривали. Фаррух сказал, что думает приехать в Москву учиться.
Всё-таки он хочет вернуться и жить в Москве, несмотря на то, что в финале фильма остался в Таджикистане с семьёй?
ДШ: Я не знаю, какое он примет решение в итоге. В Таджикистане непросто: он работает одновременно в театре, на стройке и шофёром. Если уедет, то его жена и дети останутся там, так как у неё ещё двухлетний запрет на въезд в Россию.
Вы уже путешествовали в Средней Азии, а сделали ли вы лично для себя открытия в эту поездку, пожив с семьёй Фарруха?
ДШ: Мы обычно воспринимаем выходцев из Средней Азии, как чужих, нам неважно, откуда они приехали — из Таджикистана, Узбекистана, Кыргызстана и так далее. Мне кажется, та общность и дистанция по отношению друг к другу, которая сегодня есть между людьми в Азии – была у нас в советское время. Это другой тип сознания, когда большее значение имеет «мы», чем «я». Например, частый случай, когда старшие братья в семье работают для того, чтобы младший мог учиться в институте, получить хорошее образование.
По-другому воспринимается ценность собственной жизни, когда люди мыслят себя и за ее пределами, в гораздо большем временном промежутке. Когда старший брат готов пожертвовать всем ради членов своей семьи, когда семья имеет буквально сакральное значение. У меня тоже, конечно, есть ностальгия по собственному детству, где все это было, а двор был большой семьей. В Средней Азии это сохранилось, а у нас давно нет. Меня поразило, что они совсем не мыслят и не ощущают распад Советского союза. И, может, в этом кроется одна из причин их уязвимости. Они едут в Москву, как в столицу нашей общей родины.
Предубеждения против мигрантов живы и не слабеют?
ДШ: Да, наверное, это и показывает история Фарруха. Какие предложения ролей он получает? Бандиты, гастарбайтеры, террористы. А он репетирует русскую классику, но его восточный типаж очень ограничивает диапазон возможных ролей.
Фаррух не старался играть перед камерой?
ДШ: В самые первые дни старался, но потом все эти сцены я убрал в монтаже.
А вы считаете его талантливым?
ДШ: Не буду судить, но думаю, он очень работоспособный. Единственное, на Востоке немного другая актёрская школа — она ближе к индийскому кино. У нас это воспринимается несколько комедийно. Есть ещё одна трудность для него — в Таджикистане он уже считается стариком в свои 27 лет, который всё ещё мечется в поисках себя и мечтает. Подобную «инфантильность» не одобряют ни родители, ни братья. Может быть, из-за этих традиционных устоев многие ребята и хотят уехать в Россию — за свободой.
Столкнулись ли с какими-нибудь трудностями на съёмках «Чужой работы»?
ДШ: Мусульмане добрые, гостеприимные, но в то же время — очень закрытые люди. Сложно попасть в их личное пространство. Они усаживают тебя за стол, поят, кормят, но внутрь своей жизни не пускают. Мне кажется, что именно трагедия, которая случилась с Фаррухом, стала не только кульминационным поворотом фильма, но и началом нашего сближения.
Все герои поразительно естественно ведут себя перед камерой. Как вам удалось добиться их раскрепощенности?
ДШ: Этому учат в школе документального кино Марины Александровны Разбежкиной – снимать в личном, интимном пространстве героя. Пока учишься – действуют несколько правил, запретов, введенных Мариной Александровной, которые я стараюсь соблюдать и после окончания школы: нельзя писать прямое интервью, подкладывать музыку, озвучивать изображение закадровым текстом, пользоваться штативом и трансфокатором. Думаю, что раскрепощенности можно достичь только временем, сближением с героями и правильной позицией режиссера.
Я читала в другом вашем интервью, что вы старались почувствовать «зону змеи». Не могли бы вы пояснить этот термин?
ДШ: Лучше Марины Александровны, мне кажется, никто его не объяснит, но я постараюсь. У змеи есть зона, определенное расстояние, на которое она подпускает, а ближе — начинает защищаться. Нужно почувствовать эту зону личного пространства человека и снимать внутри ее, при этом важно ничего там не разрушить, но именно в этой зоне происходит масса интересного.
Случалось ли, что вы подходили слишком близко и змея вас кусала?
ДШ: Да, но наверное, все студенты в школе проходят через это, пока учатся, но оно того стоит, это совершенно другое видение человека, опыт интимного существования рядом с ним.
Меня очень удивил эпизод с пианино, которое отстаивает мать Фарруха от слома. Он невероятно художественный, гармоничный, сложно поверить, что такая метафора сложилась в жизни естественно, но, с другой стороны, герои, непрофессиональные актёры, искренни в кадре и нет подозрения на элемент постановки. В чем секрет — как вы нашли такую прекрасную деталь?
ДШ: Здесь нет никакого секрета. Фаррух действительно часто сдавал металлолом для того, чтобы свести концы с концами. Я позвонил ему и узнал, что он нашел пианино и собирается его разобрать, сразу приехал и стал свидетелем этой сцены. Мне было интересно, что никто из героев долго не решался сделать первый удар. Думаю, что подсознательно им было сложно его сломать, поэтому появление мамы стало, своего рода, выходом из этой ситуации. Меня удивило, что мама сразу начала уговаривать братьев передать инструмент государству, чтобы оно подарило его бедному музыканту. И это, конечно, неожиданный образ советского мировосприятия, мы так уже давно не мыслим.
кадр из фильма «Чужая работа»
Вы сначала учились режиссуре документального кино во ВГИКе. Почему вы решили получить дополнительное образование в Мастерской Марины Разбежкиной?
ДШ: ВГИК, к сожалению, я не успел закончить — родилась дочка и нужно было зарабатывать деньги, поэтому пришлось уйти и заниматься бизнесом. После 30 лет решил, что нужно все-таки возвращаться к тому, чем всегда хотел заниматься.
Документальные фильмы не так часто попадают в конкурсную программу «Кинотавра», и вторая ваша работа заслужила одобрение профессиональной аудитории. Что это для вас значит и каковы ожидания?
ДШ: Каких-то ожиданий нет — в фестивале участвует игровое кино очень высокого уровня, но, конечно, я очень рад быть в конкурсе — это стало для меня неожиданностью.
Как вы думаете, что послужило причиной, что ваше кино отобрали в конкурсную программу? В чем главный путь к сердцу аудитории у документальных фильмов?
ДШ: Сложно сказать. А вообще, в моем случае, наверное, это просто стечение обстоятельств — так сложилось, что сюжет документального фильма «Чужая работа» близок к игровому. Жизнь сама так распорядилась. Если бы Фарруха не амнистировали, была бы другая история — про его маму, младшего брата, которых я снимал, пока мой герой был в тюрьме.
В каких фестивалях картина уже приняла участие и где получала призы?
ДШ: В Швейцарии на фестивале документального кино Visions du reel фильм награжден как «самый инновационный дебют». Еще получил приз в Германии на Go East Filmfestival за лучший документальный фильм.
Ваше призвание — документальное кино или вы бы хотели попробовать себя также в игровом?
ДШ: Может быть и стоит когда-нибудь попробовать, но столько всего интересного происходит, что важно и хотелось бы снять в доке. Вообще, документальное кино — это уникальная возможность проживать новую жизнь вместе со своими героями. И именно это дает чувство невероятного драйва, камера открывает любые пространства, но как только ты ее откладываешь, то сразу становишься в этих пространствах «чужим». И в этом, наверное, есть что-то от существования мигранта, когда ты каждый раз переходишь и осмысляешь эту границу внутри себя.
Чем вас, как продюсера, заинтересовал проект «Чужая работа»?
Марина Разбежкина: Прежде всего тем, что это новый поворот темы трудовых мигрантов, которая сейчас становится очень болезненной не только в России, но и в Европе.
Мы наблюдаем события, которые происходят в нашей стране и за границей, но отказываемся всерьёз обсуждать и проникать в суть этой проблемы. Государство, на мой взгляд, уделяет мало внимания проблемам гастарбайтеров. В фокусе режиссёра «Чужой работы» появилась семья из Таджикистана, один из членов которой, Фаррух, хочет стать актёром в Москве. Он уже занимался этим на Родине, но не мог реализовать свои амбиции. Это интересный момент: всем людям кажется, что когда они меняют пространство, начинается новая жизнь, полная возможностей. Та же история «Трёх сестёр» Чехова. Герои Дениса Шабаева сменили место, а по-другому ничего не пошло и, может быть, стало ещё хуже. Оказалось, что со своими мечтами они никому не нужны — нужны лишь как рабочая сила. Однако мы начали понимать, зачем они приезжают. Ведь этим вопросом все задаются: в своём родном пространстве даже с маленькими деньгами люди имеют возможность выжить и применять свои настоящие способности. Мы понимаем, что каждый человек нуждается в перемене участи, если он недоволен текущей обстановкой. Почему мы не отказываем себе в праве переезжать в Европу, США или куда-либо ещё, но осуждаем мигрантов из Средней Азии? В фильме «Чужая работа» поднимается много вопросов, которые нужно сейчас обсуждать.
Документальное кино не так часто входит в конкурсную программу Кинотавра. Стала ли для вас неожиданностью номинация? Как вы думаете, почему отборщики выделили этот фильм?
МР: Действительно, конкурсная программа «Кинотавра» состоит, в основном, из игровых картин, но этот фильм поднимает больную тему, он правильно и точно снят в нужное время. Режиссёр Денис Шабаев вёл долгое наблюдение за этой семьёй, что очень важно для фильма. История, которая случилась с ними за это время, сделала бы честь игровому фильму. В жизни главного героя произошло событие, которое позволило запараллелить сюжет. Фильм «Чужая работа» достоин встать в один ряд с игровым кино, а где-то и превосходит по стилю многие картины.
Понятно, что документальное кино редко доходит до проката, но может быть у вас есть какие-либо особенные планы по продвижению картины? Или фильм будет продолжать фестивальный путь?
МР: У нас не только документальное кино редко доходит до проката! Особенных планов нет, я не чувствую в себе сил преодолеть незнакомую мне систему проката. Мы как обычно с нашими документальными лентами будем работать в России точечно, в формате, когда режиссёр едет с фильмом к зрителям на специальные показы. Также будет небольшой прокат, который устраивает, например, Центр документального кино. В целом, на картину также уже большие запросы на фестивали за рубежом, потому что в Европе тема мигрантов тоже очень болезненна.
Автор интервью Кристина Манжула.
«ПрофиСинема», Денис Шабаев: «Так сложилось, что сюжет документального фильма «Чужая работа» близок к игровому», 30 мая 2016 года.
Читайте также:
