О фильмах «Да и да» Валерии Гай Германики и «Кардиополитика» Светланы Стрельниковой написала Ксения Рождественская для газеты «Ведомости»:
Интересно, Годар огорчится или обрадуется, узнав, что на Московском международном кинофестивале киноманы дрались за право посмотреть его последний фильм «Прощай, речь»? То ли это достижение фестиваля — программа составлена, очевидно, хорошо, раз люди хотят в кино, — то ли это позор организаторов. А может, это особенность ММКФ. Ближе к концу фестиваля зрители звереют, бросаются на хорошие фильмы, отпихивая друг друга. На «Посетителях» Годфри Реджио и на «Триптихе» Робера Лепажа — толпы. Толпа наверняка будет и на конкурсном «Да и да» Германики.
Валерию Гай Германику любят и ненавидят за одно и то же. За гранж, эпатаж, голые эмоции, нервы и другие части тела. В «Да и да» есть все, за что ее любят, и все, за что ее ненавидят: мат, пьяная камера, голые люди, свобода.
Учительница Саша — девчонка в очках и с дредами. Она сидит перед компьютером, болтает по скайпу и проверяет школьные тетрадки. В тетрадке — пример простого предложения: «Тараканы лижут раны». Учительнице Саше дома плохо, родственники читают ей нотации и запрещают курить. И она идет в ночь к виртуальному приятелю, незнакомцу с ником F5, он же — юный художник Антонин из богемной тусовки. Немытые речи, грязная богема, Пахом и Вивисектор, водка рекой, «художникам можно все, обывателям ничего нельзя». Все фильмы и сериалы Германики натужно веселятся в этой квартире — липкое ожидание счастья из «Все умрут, а я останусь», сумбур «Школы», краткий курс счастливой жизни.
И тут внезапно у Саши начинается любовь.
Любовь — это когда подаешь любимому завтрак в постель: бутылку водки и хлеб. Любовь — это когда он показывает на небо: «Смотри, глаз», — и облака в небе складываются в глаз. Это бог, говорит он, и глаз моргает, глядя, как вы обнимаетесь. Любовь — это когда не уходишь, потому что оставаться невозможно, и уходишь, потому что уйти не в силах. Любовь — это когда, как в «Аэлите», «вчера в Петербурге было 18 августа, а сегодня в Петербурге 11 сентября, вот чудеса какие», — и косматое солнце встает над Марсом. Любовь — это когда превращаешься в возлюбленного, хоть на час, хоть на одну бутылку водки. Любовь — это похмелье.
F5 означает «обновить экран»; о да, это будет полное обновление. Антонин Сашу не полюбит, но в паспорт ей впишет, что она замужем. У него таких испорченных паспортов — целый ящик. В одном, кстати, написано: Germanika is love.
Это правда.
Никто не умеет так показывать любовь — так глупо, так в лоб, так по-настоящему, — как это делает Германика. Мир вокруг Саши идет красными пятнами (цветной фильтр на камере). В окне вспучивается какая-то хрень (анимация). Черные птицы закрывают небо (мелодраматизм). «Да и да» — это гранж-Амели с блевотиной на подушке и мочой в стакане, это запоздалый праздник постмодерна с Иосифом Бакштейном в эпизодической роли врача («Не нужна операция, извините») и Федором Бондарчуком в качестве продюсера. Бондарчук — продюсер Германики: постмодернизм жив.
Это еще и сказка — в финале по темному лесу побегут ненужные кривенькие компьютерные волки, а весь фильм принцесса будет целовать и целовать лягушонка, и он минут на пять превратится для нее в прекрасного принца. А если поцеловать обывателя, он минут на пять превратится в художника.
У Валерии Гай Германики животное чувство кино. Она не думает, она чувствует, и все вокруг ведут себя так же. Сценарий Александра Родионова хочется цитировать от первой до последней фразы, матерные — особенно. Агния Кузнецова и Александр Горчилин не играют, а существуют в своем, отдельном мире, там, где все живые. «Я мертвых не е…» — как объясняет Антонин. Давно уже не модный «Пикник» на саундтреке внезапно оказывается безжалостной сегодняшней новостью: «нет звезды еще в небе, и нет закона пока».
Результат — киноманы лижут раны, фильм, выходящий за рамки конкурсов и фестивалей. Живое кино. «Я мертвых не е…»
В документальном конкурсе одним из лучших — и самых страшных — оказался российский фильм «Кардиополитика» Светланы Стрельниковой.
Сергей Суханов, руководитель Пермского центра кардиохирургии, хирург от бога, сделавший больше 15 000 операций на открытом сердце, — отличный мужик. Умный, честный, надежный, да еще с юмором, да еще профессионал. Про него получился бы прекрасный фильм в забытом жанре «портрет передовика производства». Но когда Стрельникова начала съемку, Суханова внезапно позвали возглавить предвыборный штаб Путина. И он согласился поучаствовать в путинской президентской кампании, предупредив: «Это разовая акция… это мой способ сказать спасибо Путину». Благодарить он хочет за новый Центр кардиологии, который без путинской санкции все никак не могли открыть. Ездит по Пермскому краю, все более раздраженно отвечает на вопросы избирателей («Путин… у него хирургический характер, он умеет резать по живому»), все более раздраженно общается с подчиненными, курит, мрачнеет. Центр кардиологии торжественно открывают, Путина выбирают президентом, политика оказывается для Суханова капканом.
Блестяще снятое и смонтированное кино. Стрельникова находит удивительные мелкие детали — вот старичку делают рентген, крестик висит у него на ухе, чтобы не мешал. Вот Суханов на открытии центра разбивает на счастье тарелку и, похоже, режет осколком руку, раз, входя в центр, слизывает кровь с пальца. Вот на митинге кто-то кричит «не позволим» про американцев, и по площади гуляет эхо от «не позволим».
Что-то вроде «Доктора Фаустуса», рассказ о том, как наваливается усталость. О том, что невозможно подписать договор с дьяволом на разовую акцию, только на постоянную работу. Репортаж о том, как человек становится раздраженной функцией — и злится на самого себя за то, что еще человек.
Ксения Рождественская, газета «Ведомости», 27.06.2014
На Международном московском кинофестивале фильм «Да и да» получил приз за лучшую режиссерскую работу, приз международной федерации прессы (ФИПРЕССИ), спецприз газеты «Коммерсант». Все лауреаты основного конкурса ММКФ.
