Виталий Манский и Марина Разбежкина рассказали в эфире радиостанции «Эхо Москвы» о тенденциях современного документального кино.
21 ноября 2015 года в программе Ксении Лариной «Культурный шок» на «Эхе Москвы» на примере конкурсной программы «Артдокфеста» президент фестиваля Виталий Манский и режиссер Марина Разбежкина говорили о том, какие приметы современной российской действительности нашли отражение в документальных фильмах, снятых в 2015 году.
К. Ларина
― Начинаем программу «Культурный шок». Добрый день ещё раз. У микрофона Ксения Ларина. Наша сегодняшняя программа посвящена документальному кино: «Документальное кино как свидетельство эпохи: что узнают о нас наши потомки?». Это в свете предстоящего открытия очередного «Артдокфеста» в Москве, 9 декабря он открывается. Здесь, в нашей студии, президент фестиваля — режиссёр-документалист Виталий Манский. Виталий, приветствую.
В. Манский
― Привет.
К. Ларина
― И Марина Разбежкина, тоже режиссёр-документалист, мать всех режиссёров-документалистов, можно так сказать.
В. Манский
― Да уже и бабушка. (Смех.)
М. Разбежкина
― Да, у меня уже есть «документальные внуки».
К. Ларина
― Слоган нынешнего фестиваля: «Не спи, замёрзнешь!». Сейчас как раз вспомнили, что на прошлом фестивале была «Русская зима».
В. Манский
― «Оттепель в горизонте».
К. Ларина
― Да. Между «зимой» и «Не спи, замёрзнешь!» что вообще произошло с самим фестивалем за это время? Доложите обстановку нам, Виталий.
В. Манский
― Собственно говоря, в прошлом году нас обвинили во всех смертных грехах, лишили не только финансирования, но и стали совершенно очевидным образом вставлять палки в колёса по всем фронтам. Это как-то нас подстегнуло. Мы как раз не спим, чтобы не замёрзнуть. И в итоге в прошлом году мы взяли курс на активное расширение своего пространства. В прошлом году мы открыли ещё две площадки — в Петербурге и в Риге. В этом году мы эти площадки утвердили, Рижский фестиваль уже прошёл. На нём мы показали картины в том числе, которые не сможем показать в России на фестивале, в основном по цензурным или самоцензурным соображениям авторов (это отдельная тема). В Питере у нас сейчас работа более активная, более активная площадка питерская.
И московская программа — это 145 картин, из которых подавляющее большинство — российские премьеры. И не всегда это потому, что мы такие крутые, а просто фильмы всё больше, так сказать, выпадают из процесса коммуникации с аудиторией. Если говорить простым языком, то фильмы практически негде показывать. Потому что всегда были фестивальные площадки для фильмов, но то, что сейчас происходит с фестивалями в стране… Казалось бы, наш главный конкурент, что ли — государственный фестиваль «Россия». Если раньше он просто не брал хорошее кино…
К. Ларина
― Я первый раз про него слышу.
В. Манский
― Нет, главный фестиваль в Екатеринбурге.
К. Ларина
― Фестиваль документального кино?
В. Манский
― Сколько-то там лет (пять, семь, девять, не знаю) проходит.
К. Ларина
― Это всероссийский?
М. Разбежкина
― Именно документальное кино.
В. Манский
― Документальное, конечно. Существует альтернативная кинематографическая документальная культура. И государство делит это на два лагеря: пророссийская и антироссийская. Вот эта риторика: всё, что…
К. Ларина
― Ну это же чушь собачья!
В. Манский
― Мы живём в этой чуши. Но то, что сейчас государство называет антироссийской всё, что…
К. Ларина
― Не прославляет, да?
В. Манский
― Да.
К. Ларина
― Условно говоря, ты привёл пример фильма рогозинского про «Уралвагонзавод». Но фильм «Президент», который шёл у нас по центральному каналу, тоже считается шедевром документалистики, да?
В. Манский
― Кстати сказать, я за эти фильмы. Вот я должен сказать, что я за фильм «Президент», «Крым. Путь домой». То есть эти фильмы имеют двойное прочтение, и очень скоро они будут читаться совершенно иным образом. Не говоря уже о том, что это хорошие материалы для всяких гаагских трибуналов, но и сами по себе это абсолютные… Так же, как и фильмы советского времени. Фильм «Навстречу XXIII съезду КПСС» — это абсолютно разоблачительный документ времени. Конечно, авторы, снимая, даже не подозревали, что они создают. Вот эти авторы, которые делают эту всю пропагандистскую «шнягу», в силу узости своего ума не в состоянии понять, какие великие произведения они создают.
М. Разбежкина
― Вообще этим документалистика и прекрасна: какой бы политический режим ни был, она о нём свидетельствует, как бы она ни хотела быть любезной этому режиму.
К. Ларина
― Даже прославляя его, да?
М. Разбежкина
― Да, даже прославляя.
К. Ларина
― Ну, как фильмы Лени Рифеншталь, которые мы смотрим, да?
М. Разбежкина
― Да. Мы сегодня прочитываем же их, мы прочитываем их по-другому. Мы видим, что с лицом человека происходит, что с его поведением происходит. И никакая пропагандистская машина не в силах закрыть документ, уничтожить этот документ, потому что она же его и создавала, и он её прикрывал как бы своей концепцией. А на самом деле для потомков — совсем по-другому.
В. Манский
― Конечно. Даже голос диктора или ведущего является неотъемлемым документом времени. То есть музыка, монтаж, компоновка кадров — всё говорит.
М. Разбежкина
― Всё буквально.
В. Манский
― Вот как всё говорит о нацистской Германии документальное кино нацистской Германии, так всё, что сейчас делает вот эта пропагандистская машина, является абсолютным саморазоблачением. Просто нам нужно пережить этот исторический момент. И мы его, конечно, переживём (забегая вперёд, скажу).
К. Ларина
― Скажите мне, пожалуйста, сегодня молодые документалисты, которые не нюхали советской власти, не боятся брать острые темы, понимая, что это непроходной вариант, что называется? Вот ты сам говоришь, Виталий, что есть фильмы, которые невозможно показать в российской программе «Артдокфеста».
М. Разбежкина
― Так как я за молодых отвечаю, то отвечаю за молодых. Сейчас с Виталием разговаривали. Очень любопытно наблюдать за ними. Допустим, те, кого мы выпустили два года назад, берутся за очень сложные темы. Вот они будут в конкурсной и внеконкурсной программах на этом фестивале. Сегодняшний курс ни одной трудной социальной темы не взял для своих дипломов или для своих курсовых работ.
В. Манский
― Добровольно.
М. Разбежкина
― Добровольно. Я же не заставляю никого ехать на войну. Я всегда оцениваю их выбор. И вот их выбор был не то что более осторожный, а они ушли в частные истории. Мне очень нравятся частные истории. На самом деле, мне кажется, что это свидетельство очень мощное, потому что…
В. Манский
― Это неплохо.
М. Разбежкина
― Это неплохо. Это не о том, что это плохо.
В. Манский
― Но это факт.
М. Разбежкина
― Все эти частные истории замечательные, потому что, учитывая стилистику нашей школы, специфику, они делают их очень близко к человеку, очень подробно, очень внимательно в него вглядываясь. И лет через сто мы увидим совершенно реального человека в его интимной жизни, в его маленькой жизни. Я это очень люблю. Но у них нет даже желания заглянуть за пределы этой жизни. Самое смешное, что я заметила: в квартирах снимающихся людей исчезли телевизоры. Не то что их там нет вообще, а студенты их обходят, потому что телевизор вторгается с той агрессией, от которой они хотят защититься.
В. Манский
― И это мы говорим о самой прогрессивной части российской документалистики, о новом поколении.
К. Ларина
― О школе Марины Разбежкиной.
В. Манский
― А когда я смотрю в объёме всё, что произведено после украинских событий (поменялась наша страна — конечно, поменялось и кино), я вижу, как практически все наши авторы действительно дистанцировались в той или иной степени от актуальности, как будто её не существует. И опять же я повторюсь, что это не значит плохо, а это просто значит факт. И насколько нероссийские документалисты, наоборот, погружаются в эту актуальность. И в этом смысл на «Артдокфесте» для меня как зрителя уже, а не как программера, очень интересно наблюдать вот это кино, снятое на русском языке в России западными авторами и российскими, потому что, совмещая, получается нечто третье.
К. Ларина
― Объёмное.
В. Манский
― Нет, получается тоже какое-то кино, которое рождает какие-то новые смыслы. Мы даже, кстати, на фестивале постарались выстроить так показы, чтобы один показ перетекал в другой и как бы дополнял другой.
Скажем, вот чеченская тема — фильм «Чечен» студентки Марины, Беаты Бубенец, которая сейчас в конкурсе главного мирового фестиваля. И вчера была премьера, российская премьера на «Артдокфесте». Мы сразу после этой картины стараемся показать картину «Чеченская семья» аргентинского режиссёра, которая более брутальная, визуально предъявляет вот этот чеченский тейп, его энергию, чтобы зритель мог действительно для себя рождать некие новые…
К. Ларина
― Подождите, это интересно. Чеченская тема возможна вообще вне контекста — вне Рамзана Кадырова, вне того фона, на котором сегодня мы, собственно, существуем? Там вообще время хоть как-то учитывается?
М. Разбежкина
― Несомненно, время учитывается, но Беата снимает о человеке, который всю жизнь воевал. И вдруг становится понятно, что у нас где-то последние сорок, почти пятьдесят лет страна воюет. Значит, появились люди, которые могут только воевать, они больше ничего не могут. И этот человек из Чечни прошёл огромное количество воен. А дальше ему уже хочется воевать.
В. Манский
― И он ищет, ему не хватает войн.
М. Разбежкина
― Да. У него вся гормональная система настроена на войну.
В. Манский
― И в этом, конечно, сила этой картины. Но должен сказать, что я вдруг задумался и столкнулся с таким фактом: у нас ни один российский документалист не отправился в Чечню (на территорию Российской Федерации, между прочим), чтобы сделать картину о происходящих событиях в Чечне.
К. Ларина
― Ну попробуй…
В. Манский
― А вот швейцарцы попробовали — и сделали картину «Грозный блюз». Правда, в результате показа только лишь трейлера этого фильма героиню выкрали в Чечне. Ну, вот эта история, когда даже я обращался к Кадырову с неким предложением: «Мы не показываем фильм — вы способствуете освобождению героиню». Героиню освободили. И мы, между прочим, фильм на фестивале не показываем. То есть мы его показали в Риге. Это к разговору о том, что Рижский фестиваль — это зона свободы и абсолютной бесцензурности. В России мы вынуждены показы как-то с чем-то соотносить. И вот фильм, который был номинирован на европейский «Оскар», вообще совершенно фантастическая картина и очень важная для России, но вместе с авторами (мы серьёзно и долго это обсуждали, они приезжали в Ригу, представляли картину) мы приняли решение её снять с российских показов.
К. Ларина
― Конечно, то, что ты рассказываешь, для меня тоже какой-то чудовищный и дикий абсурд. Вспоминаю эту статью Швыдкого, которую я прочитала. Получается, что у нас и на «Артдокфест» две флешки: одна флешка для России, а другая флешка для всего мира. Да?
В. Манский
― Я тебе скажу, что впервые мы столкнулись с тем… Вообще, если говорить о главном символе этого года, то это страх, притом страх в самых разных проявлениях. И одно из проявлений — это страх зарубежных авторов показывать в России фильмы, снятые в России. Мы получили от нескольких авторов… Ну, некоторых мы убедили и всё-таки показываем, а некоторые… Я пример привожу, чтобы наш слушатель понял, о чём идёт речь.
Например, австрийский документалист снял потрясающую картину «Если слепит, открой глаза» о семье наркозависимых в Петербурге. Они долгое время вообще не хотели показывать в России этот фильм. Потом мы с ним как бы вели работу, и в итоге они согласились показать фильм в Москве, но попросили в Петербурге, где тоже проходит «Артдокфест», фильм не показывать, потому что у них реально есть опасения за судьбу своих героев. То же самое было по поводу картины «Эффект домино», которую мы всё-таки убедили показывать. Но две картины вот такого рода, очень важных…
К. Ларина
― А «Эффект домино» почему?
В. Манский
― Потому что там рассказывается история министра спорта Абхазии. Это германо-польская картина. Они понимают, что Абхазия так или иначе является частью России, и они понимают, что это может ему серьёзным образом навредить. И две картины в конечном счёте мы всё-таки не показываем. Это израильский фильм о националистическом движении, вот этих группах, которые убивали таджиков. Совершенно фантастический фильм. Именно по этим соображениям мы его не можем показать в России. Может быть, на следующий год. Но он сейчас идёт по всему миру, по фестивалям.
К. Ларина
― Остановимся пока, у нас сейчас выпуск новостей, а потом продолжим программу.
НОВОСТИ
К. Ларина
― Возвращаемся в программу. Сегодня мы говорим о документальном кино как об историческом документе, как о документе эпохи — в преддверии открытия очередного «Артдокфеста», который, несмотря ни на что, несмотря на «клятву на крови» министра Мединского, который сказал: «Пока я жив, не будет Манского», — типа этого…
В. Манский
― Ну, он пожизненный министр, поэтому… (Смех.)
К. Ларина
― И министр на месте, и Манский на месте. Виталий Манский в нашей студии, президент «Артдокфеста». И руководитель Школы документального кино, режиссёр и педагог Марина Разбежкина тоже в нашей студии. Мы говорим о том, каким будет нынешний «Артдокфест». И в перерыве говорили не только о событиях, которые определяют собственно нашу жизнь, но и о тех героях, исторических персонажах, которые являются символами времени.
Смотрите, на прошлом «Артдокфесте», безусловно, главным событием, как мне кажется, был спецпоказ фильма «Майдан» Сергея Лозницы. Он во многом определил атмосферу фестиваля. Я даже себе не представляю, как можно было без этого фильма говорить вообще о времени сегодняшнем, о том, какой год мы прожили.
Кстати, хочу вам сказать, что сегодня не простой день. Сегодня — 21 ноября — День свободы и достоинства, учреждённый Петром Порошенко. Сегодня первый раз отмечается государственный праздник в Украине, посвящённый годовщине Майдана. Два года, и вот они в этом году в первый раз государственный праздник этот отмечают — День свободы и достоинства.
И для меня, конечно, образ Майдана — это то, что сделал Сергей Лозница. За этот год, боже мой, чего у нас только ни случилось в нашей с вами жизни (и продолжает случаться). И то, что сейчас происходит, на фоне каких событий мы с вами сидим и разговариваем. Я имею в виду, конечно, эту страшную и жуткую волну терактов, которые ещё неизвестно чем кончатся. И Борис Немцов, которого мы сейчас вспоминали, которого не стало в этом году. Я скажу, что я Виталию сказала про фильм, который я видела в Интернете, Павел Шеремет его делал к юбилею Бориса Немцова, когда он ещё был жив и здоров, и ничто не предвещало. А вот тут как раз к слову Виталий сказал, что на фестивале будет фильм, посвящённый Борису Немцову. Да?
В. Манский
― Да, совершенно новая картина, которую снимают российские документалисты в сотрудничестве с немецкими продюсерами для крупнейшего в Европе канала CDF. Премьера фильма будет и на «Артдокфесте». Акция будет называться «Немцов». Борис был зрителем нашего фестиваля, он к нам приходил, мы были с ним на одной волне, что называется. И то, что сейчас мы уже делаем программу в его память — это, конечно, действительно знак времени. И я должен сказать, что мы… Я не хочу всё рассказывать, но у нас даже в дизайне фестиваля этого года, я бы сказал, Немцов присутствует каким-то образом.
К. Ларина
― А Олег Сенцов как ещё один герой этого времени?
В. Манский
― Может быть, Марина расскажет. Это твой студент снимает картину.
К. Ларина
― Про Олега Сенцова, да?
М. Разбежкина
― Да, Аскольд Куров снимает картину. В принципе, съёмки закончены, и сейчас он занимается монтажом. Но, по последним сведениям, раньше января фильма не будет, поэтому он не попадает на фестиваль.
В. Манский
― Да, мы очень хотели сделать какую-то акцию и показать эту картину, но, к сожалению, не сможем. Я, к сожалению, подозреваю, что она просто дождётся «Артдокфеста» уже 2016 года, потому что не очень себе представляю, где она может быть показана в России ещё. Дай бог, чтобы я ошибался, конечно, но как-то вот не очень.
И, вообще говоря, вот это ощущение, что единственное время, когда ты можешь встретиться с людьми, с которыми ты хотя бы думаешь об одном и том же или задаёшь вопросы… Не думаешь одинаково, подчёркиваю, а об одном и том же. Потому что у нас всегда ведь после фильмов жесточайшие дискуссии, где приходят люди, иной раз носители диаметрально противоположных точек зрения. И они там встречаются, имеют возможность абсолютно открыто, не дожидаясь какой-то очереди или разрешения, высказать свою позицию, выяснить свои отношения с авторами. И в этом тоже заключается особый смысл «Артдокфеста». И я здесь, конечно, обращаюсь ко всем слушателям: это не фестиваль для каких-то особых людей по каким-то особым контрамаркам пригласительным.
К. Ларина
― Приходите — и всё.
В. Манский
― Просто достаточно прийти, купить за 200 рублей билет, остаться на это обсуждение, сказать о наболевшем и выяснить, может быть, скорректировать свою точку зрения или убедить всех остальных в своей правоте. В принципе, когда общество лишено возможности дискуссии, открытого диалога, оно начинает… Знаете, это как вода. Застоявшаяся вода рано или поздно превращается в болото, которое нас всех и засосёт в конечном счёте. Поэтому можно сказать: «Не спи, замёрзнешь!». А можно сказать: «Шевелись! Засосёт!». (Смех.)
М. Разбежкина
― Ладно бы только «засосёт», но вообще-то и бомбы начинают делать люди, которые не имеют возможности высказаться через слово. Лучше проговаривать.
К. Ларина
― А тема терроризма присутствует?
В. Манский
― Темы терроризма нет. Но вот у Марины студент сделал картину «Чужая работа» — о мигрантах, о таджикских мигрантах в России. И это, пожалуй, одна из самых важных, может быть, самых актуальных сегодня картин, потому что Европа сейчас живёт проблемой миграции. В России эта проблема ведь раньше, мне кажется, возникла, а картин тоже не так много. И это очень глубинная картина.
К. Ларина
― И ещё когда у нас такая история страшная есть в анамнезе — про Зарину Юнусову, у которой ребёнка отобрала и которой умер в больнице.
М. Разбежкина
― То, что случилось с её ребёнком, в общем, может случиться и с любым русским ребёнком. Это даже не проблема мигрантов, наверное, в данном случае. Просто они наиболее незащищены здесь.
В. Манский
― Но всё-таки проблема мигрантов в России существует, и картин не так много.
М. Разбежкина
― Естественно.
В. Манский
― Буквально за последний год, может быть, две картины: одна совсем такая комедийно-пародийная, и одна — серьёзное высказывание. Она, кстати, у нас в конкурсе, что говорит о статусе этого фильма.
М. Разбежкина
― «Чужая работа».
В. Манский
― «Чужая работа», да. И мы, конечно, хотим поговорить о проблеме миграции. Потому что, с одной стороны, мы все, когда говорим о миграции, так или иначе её боимся, и при всей толерантности всё же у нас есть какие-то сомнения: а почему их так много? Но, с другой стороны, мы должны понимать, что если мы не будем предъявлять единые правила открытого свободного общества, а будем их дифференцировать (особенно по национальному признаку), мы никогда не станем свободной страной. И в этом смысле мы заложники, но мы должны этот процесс продолжать.
М. Разбежкина
― И очень часто в Интернете задаётся вопрос: «А почему мигранты не протестуют против агрессии, которая происходит по национальному признаку?»
К. Ларина
― «Почему они не выходят на улицы?»
М. Разбежкина
― В этой картине хотя мы впрямую об этом не говорим, но видно, что они не могут это сделать. Они не могут это сделать, потому что они действительно рабы, они заложники.
В. Манский
― Абсолютно, да. Это видно, очень хорошо показано.
М. Разбежкина
― Рабы не протестуют. Но может быть восстание рабов, и это будет очень страшно. Восстание рабов случилось сейчас с этими взрывами и так далее.
К. Ларина
― Марина, а что бы вы ещё отметили из тех работ, которые будут представлены на фестивале в конкурсной или внеконкурсной программе? То, что вы уже видели и знаете, то, что отражает именно сегодняшний день, — вот такие острые вещи.
В. Манский
― О студентах своих скажи. Много студенческих картин.
М. Разбежкина
― На самом деле у нас много работ в «Среде», это вторая программа, внеконкурсная. И туда попали студенты как раз с курсовыми работами, которые они сделали за последнее время.
В. Манский
― Очень интересные! Например, «Братья»… Или «Близнецы»? Как она называется?
М. Разбежкина
― «Близнец».
В. Манский
― Слушай, это вообще какое-то индийское кино абсолютно! Два брата-близнеца в конфликте из-за одной девушки, которая от одного ушла к другому. Вот у меня было ощущение, что через какой-то момент они начнут танцевать и петь. (Смех.) Смотрится на одном дыхании!
М. Разбежкина
― Один действительно композитор, а другой — художник. То есть вполне могли танцевать и петь. Это очень близкое приближение к людям, поэтому это очень интересно, это происходит здесь и сейчас. Мы не делаем кино про вчера.
К. Ларина
― А политических картин вообще нет?
В. Манский
― Ну что значит «нет»? Фильм «Продукты» опять же студентки Марины — это не политическая картина, а это картина о продавщице в какой-то сельской лавке…
М. Разбежкина
― Маленький городок, крошечный.
В. Манский
― Даже посёлок. И вот к ней приходят люди за продуктами. Слушай, ну это абсолютно политический манифест, если разобраться, хотя это такая мелодрама…
К. Ларина
― А «Труба» твоя — казалось бы, тоже не политическая картина, да?
М. Разбежкина
― Такой кусочек жизни в маленьком, совершенно невинном городе. Они не знают, что происходит в стране, но они все — часть страны.
В. Манский
― Но мы видим, что они покупают, мы видим, как бабушка покупает три конфетки и полсырка, — и мы понимаем социальную линию. Потом — что они поют. Это абсолютный слепок! Знаешь, у нас раньше фестиваль назывался «Кино, которое не покажут по телевизору». Ну точно этой страны нет по телевизору. По телевизору какая-то совершенно иная галактика, а не Россия.
К. Ларина
― Вы же сами сказали в начале программы, что всё равно и та документалистика, которая официально признана и которая сегодня выдаётся за документалистику на наших федеральных каналах, — это тоже документы.
В. Манский
― Да, но это фейк. Секундочку! Это фейк. И фейк, конечно, является документом времени. Но если мы будем жить в сплошном фейке, мы просто перестанем себя ощущать, мы потеряем ось координат. Поэтому на «Артдокфесте», конечно, мы показываем не фейковое кино, а мы показываем ту реальную жизнь, которую мы понимаем, которую мы чувствуем, за которую мы переживаем и которой сострадаем. И вот в контрасте между реальностью и мифом, собственно, и находится жизнь.
М. Разбежкина
― На самом деле миф снимается ведь на том же материале, на котором снимается и настоящая реальность. Я вспомнила, как в одной жёсткой дискуссии один молодой человек (не наш) сказал мне: «Вы не любите Родину! Если будем снимать колодец полуразрушенный, то я буду снимать с его действующей стороны, а вы будете снимать с разрушенной стороны». У нас там есть в программе «Среда» фильм «Маленький принц»…
В. Манский
― Прекрасный фильм, да.
М. Разбежкина
― Блестящая работа Ольги Привольновой, которая могла бы быть и в конкурсе. Не хватило места в конкурсе этому фильму.
В. Манский
― К сожалению.
М. Разбежкина
― Так вот, в этот маленький-маленький посёлочек на краю разреза угольного приезжают телевизионщики и снимают про прекрасного человека, который снял со своими детьми (их четверо) «Маленького принца».
В. Манский
― Фильм.
М. Разбежкина
― Двухчасовой фильм. Он писатель сам.
К. Ларина
― То есть реальный герой?
М. Разбежкина
― Реально. И он захотел, чтобы вот этот посыл шёл.
К. Ларина
― Обожаю таких людей!
― И вот они снимают про чудесного человека. А наши приезжают и снимают по другого, потому что он живёт в такой невероятной нищете, в такой нелюбви и сложных отношениях с семьёй, с окружающим миром.
В. Манский
― Абсолютно. В конфликте.
К. Ларина
― То есть совсем другая сторона человека, другой человек.
М. Разбежкина
― Абсолютно. И вот этот объём вдруг даёт совершенно другое кино. Хотя туда же приезжают телевизионщики и говорят: «Как круто! «Маленького принц» — это наше всё. Мы сейчас с этим пафосом пойдём, с этой любовью к миру, с этой любовью к цветочку!» — и так далее. И выясняется, что у этого человека реальные отношения куда более сложные с миром.
К. Ларина
― А в конкурсных программах что есть? То, что, на твой взгляд, вызовет жаркие споры. Какое кино?
В. Манский
― Я думаю, что вызовет, по крайней мере, интерес картина Жени Митты «Выступление и наказание» о протестном искусстве, венцом которого является Pussy Riot. Он картину завершил до знаменитого перформанса с дверью, «вратами в ад».
К. Ларина
― А, то есть до Павленского?
В. Манский
― До Павленского, да.
К. Ларина
― В принципе, это фильм о протестном…
В. Манский
― О протестном искусстве, да. Я бы даже сказал — научно-популярный фильм.
К. Ларина
― А он снимал уже кино до этого?
В. Манский
― Нет, он снимал. Он снимал о Дубосарском…
К. Ларина
― То, что ему близко.
В. Манский
― Да. Потом он снимал о Кулике, по-моему.
М. Разбежкина
― У него был фильм о художниках?
В. Манский
― Ну, это в серии, собственно говоря, художников. Очень сильная и мощная картина.
Но, вообще говоря, у нас, как всегда, в конкурсе большая половина фильмов, снятых западными документалистами. Это и картина «Русский дятел» о чудаке, который предлагает некую новую историю чернобыльской катастрофы (между прочим, фильм получил приз в Sundance), и картина «Семь дней в Петербурге» — там тоже почти детективная история, мелодраматическая детективная история. Я вот смотрю на часы и понимаю: я не имею права сейчас тратить время на пересказ. В конце концов, зайдите в Интернет и прочитайте, вся конкурсная программа представлена
К. Ларина
― Я вот открыла. Аннотация есть. А где жюри? Почему пустая страница?
В. Манский
― Ещё не объявили. Но для «Эха» делаем исключение. Представляем жюри!
М. Разбежкина
― Между нами.
В. Манский
― Да. Никто ещё не знает. В этом году председатель жюри — Гарри Бардин. Члены жюри: экономист Мовчан и театральный художник Паша Каплевич. Вот так.
К. Ларина
― Очень пёстрая компания!
В. Манский
― Пёстрая, потому что мы хотим с разных точек зрения взглянуть.
К. Ларина
― Я себе не представляю, как эти три человека могут прийти к единому мнению.
В. Манский
― У меня всегда самый трепетный день — это предпоследний день фестиваля, когда жюри начинает обсуждать свои решения. Когда они дают согласие работать в жюри, они всегда говорят: «Это вообще не вопрос. Я не первый раз в жюри. Мы всё решим». Типа: «Не парьтесь, Виталий Всеволодович». А потом, когда приходит очередь принятия решений, там такие начинаются «полёты веников в воздухе»!
К. Ларина
― И всего три человека! Не семь, не девять — три!
В. Манский
― Три человека. Никогда ещё жюри не принимало решения на своём заседании, всегда переносят на следующий день. Собираются, ругаются, ссорятся, потому что мы даём только три приза. И мы на нашем фестивале запрещаем призы от заводов, пароходов и прочих организаций. То есть вес приза очень высокий. И жюри никогда не может прийти к консенсусу. И мы никогда не приглашаем, кстати, документалистов в жюри, это всегда лидеры каких-то параллельных… Вот эксклюзив для «Эха», одним словом.
К. Ларина
― Два вопроса ещё. То, что касается фильма самого Манского про Северную Корею — тут что? Все знают, что ты его уже снял. И дальше? Мы хотели его посмотреть, вообще-то. Мы думали, ты его к фестивалю делаешь.
В. Манский
― Я не хочу тут тень на плетень наводить. Ну, по разным техническим причинам я не могу его пока показать в России. Обязательно покажу, как только будет такая возможность. Сейчас фильм самым успешным образом идёт по миру, он уже на сегодняшний день показан на четырёх фестивалях, хотя его премьера состоялась две недели назад. И в фестивальном листе на сегодняшний день у нас порядка 20 крупнейших мировых фестивалей, которые уже подтвердили на него запрос. Поэтому я просто не знаю, когда…
К. Ларина
― Северная Корея — непростая штучка, непростой ларчик.
В. Манский
― Вообще, на самом деле это очень важная картина для России. И я делаю всё, чтобы преодолеть эти технические трудности и показать картину, потому что она в первую очередь сделана для России. Для России это некое…
К. Ларина
― Послание в бутылке.
В. Манский
― Это некое сообщение, да, для нас всех.
К. Ларина
― Вы читали замечательную новость, что несколько режиссёров в Голливуде сделали фильм, который никто никогда не увидит?
В. Манский
― Нет, это не я. (Смех.) И не мы, Марина. По-моему, ты тоже, да? Это не мы с тобой.
К. Ларина
― Это на самом деле очень интересно. Просто про бутылку вспомнили. Они сняли кино действительно для потомков. Положат в коробочку, замуруют в стенку и скажут: «Открыть через 100 лет».
В. Манский
― Знаешь, нам бы их проблемы. Вообще-то, когда эти коробочки через 100 лет открываешь, то там, как правило, написана хрень полная. (Смех.) Вот закладывали пионеры коробочки. Ну что они писали? «Мы, юные пионеры города на Оке, передаём привет нашим славным товарищам в будущем! — в каком-нибудь 2005 году. — Мы вам завидуем, ведь вы живете при коммунизме».
К. Ларина
― Нет, не скажи. Помню, на меня произвела впечатление история (не помню где) в каком-то сибирском месте — театр, который строили заключённые. И когда начали делать капитальный ремонт здания, в стене обнаружили послания от людей, в которых написано: «Вы думаете, что это строили свободные граждане советской страны. Знайте, что это здание строили советские рабы». И подписи. Понимаешь? Это факт.
В. Манский
― Но знаешь, в чём отличие? Когда эти рабы делали это послание, они делали его втайне и не сообщали об этом на пресс-конференции. А когда в Голливуде сообщают, что они что-то сделали, и через 100 лет… или об этом свидетельствует бронзовая табличка, то вот в этом случае, как правило, туфта.
Поэтому я верю в интимные послания, которыми являются, между прочим, документальные фильмы, которые сегодня на свой страх и риск, вопреки всему снимают российские документалисты, не имея никаких надежд на то, что фильм будет сегодня показан. Поэтому настоящее послание — это то кино, которое делаем мы, потому что это та реальность, которую мы хотим сообщить нашим потомкам.
К. Ларина
― Спецпоказ-то будет?
В. Манский
― У нас 145 фильмов на фестивале, а в конкурсе — 21. Соответственно, 120 — вне конкурса, спецпоказы. У нас будут очень интересные программы. Программа «Наши», например — это западные фильмы, где герои — русские люди. Например, Наум Клейман — герой немецкого фильма, который был на Berlinale, а российская премьера у нас. Или о карикатуристах мировых картина, и российский карикатурист в контексте…
К. Ларина
― Charlie Hebdo?
В. Манский
― Да, это всё. И даже о ворах в законе будет картина, где воры в законе русские, герои фильма. И будет программа… Ну, просто приходите.
К. Ларина
― А Лозница?
В. Манский
― Лозница на открытии.
К. Ларина
― Фильм-открытие, да?
В. Манский
― Фестиваль в этом году открывается картиной Лозницы «Событие». Этот фильм премьерой прошёл на Венецианском фестивале и уже к сегодняшнему дню был показан и в Торонто, и в Лейпциге, и в Риге получил гран-при. Это будет российская премьера. Фильм очень для нас важный, потому что фильм об упущенном историческом шансе в 1991 году. Этот фильм сделан на материалах путча 1991 года. Это такой приговор всем нам: и мне, и тебе, и Марине, и обществу, и стране.
К. Ларина
― Тут столько приговоров! Мы уже под грудой приговоров, еле шевелимся!
В. Манский
― Понимаешь, это приговор, который, может быть, нам позволит не упустить следующий шанс, который обязательно нам жизнь предоставит, потому что Россия не имеет права быть таковой, какой её делают люди, которые представляют сегодня Россию, наше государство, собственно говоря, которые идут по северокорейскому пути. Мы не Северная Корея. И мы не будем ею никогда. Это невозможно в силу принципиально иной органики и сути русского народа.
Поэтому картина «Событие» — это действительно событие, персонально адресованное каждому зрителю индивидуально. И мы очень рады, что Сергей отдал российскую премьеру нам, хотя эта картина вполне может быть показана и на других фестивалях. Я думаю, у неё будет какая-то большая судьба в России. Это для нас тоже знак. И эта картина созвучна нашему слогану этого года: «Не спи, замёрзнешь!».
К. Ларина
― Добавите, Марина?
М. Разбежкина
― Да нет, наверное. Всё сказал. Тем более речь о фестивале. Я рада, что такое количество…
К. Ларина
― Когда вы объясняете задачу, в чём высшая миссия этого жанра, этой культуры — документалистики?
М. Разбежкина
― Высшая миссия — дать понять, что мы всё равно живы. Это очень важно. С нами может быть плохо, у нас может быть страшно, но мы всё равно живы и проживаем эту жизнь по-человечески. Вот это очень важно.
К. Ларина
― Ну что ж, мы на этом завершаем нашу творческую встречу. Я надеюсь, что ещё коллеги Виталия и Марина появятся в нашем эфире, когда начнётся сам фестиваль. Напомню, он стартует 9 декабря…
В. Манский
― Точнее, с 8-го по 16-е. Кинотеатр «Горизонт — Формула кино», киноклубная жизнь в кинотеатре «Фитиль», в Петербурге это «Angleterre» и пространство «Ministerstvo» (не культуры, а просто министерство). И показы с 10 утра до 3 ночи, подчёркиваю, поэтому просто можно приходить со своими спальными мешками.
К. Ларина
― И на сайте, естественно, подробная программа, будет подробное расписание показов.
В. Манский
― Уже в понедельник будет расписание.
К. Ларина
― Так что, дорогие друзья, обращайте на это внимание. Спасибо большое! Завершаем программу музыкальным документом, который стал документом эпохи, в том числе и благодаря документальному кино. В честь сегодняшнего дня — 21 ноября.
Источник публикации: «Эхо Москвы», программа «Культурный шок», Документальное кино как свидетельство эпохи: что узнают о нас наши потомки? Видеозапись эфира можно найти здесь.
Читайте также:
