Барбара Вурм: «Фильмы школы Разбежкиной работают как рефлексия социального и политического мира»

барбара

Консультант-отборщик для европейских кинофестивалей Барбара Вурм рассказала, что ей нравится в фильмах учеников Марины Разбежкиной.

(Интервью Барбары Вурм Гильдии неигрового кино и телевидения).

В этом году в состав жюри международной программы «Флаэртианы» вошла киновед Барбара Вурм, которая представила на фестивале программу, составленную из лучших фильмов немецких киносмотров. После показа фильма «Мама, война и я» – пронзительной истории о путешествии дочери по местам военного прошлого своей матери – Барбара рассказала о том, какое кино интересно зарубежным отборщикам и какие критерии влияют на международную индустриальную значимость российских фестивалей.

Когда я смотрела программу «Флаэртианы», то обратила внимание, что очень многие фильмы работают с темой семьи. Это отличает и конкурсную программу, и внеконкурсные показы. В том числе, фильм, который Вы сегодня представляли – «Мама, война и я» Тамары Трампе. Тема семьи, отношений между родителями и детьми, между супругами… Как Вам кажется, это особенность подборки «Флаэртианы», или вообще в документальном кино сейчас есть интерес к этой теме? 

Я думаю, и то, и то. Но то, что здесь представлено почти только такое – это уже отбор. «Флаэртиана» специально ищет сюжеты, где есть социальные и частные отношения. Вообще, мне кажется, это связано с общим развитием – и техническим, и эстетическим. Сейчас принято снимать простыми методами, простыми камерами, малозаметными группами, создавать интимность разговора, чтобы получить возможность приблизиться.

Даже фильмы о событиях на Украине, которые сейчас стали выходить – они описывают не большую политическую арену, а обычных людей. Сложно, наверно, осмыслить большие события на маленькой временной дистанции. 

Во-первых, да. Слишком сложно, и слишком мало это говорит о сути нашей жизни: общие термины, официальные формулы – на таком абстрактном уровне. А здесь очень все конкретно. Есть еще поток oral history – он очень важен. Как сказала одна зрительница на показе фильма «Мама, война и я», наука, в том числе и история, сейчас слишком «научная», она должна перейти на частный уровень. Может быть, это и реакция на то, что новости – все-таки, не очень захватывающий подход к теме. Особенно в таком случае, как в фильме Тамары: очень важно, что он показывает, что все государственные попытки создания коллективной памяти – они не трогают, они в некоторой степени фальшивые, не связаны с тем, что пережили люди, которые еще живут, еще могут сами рассказывать.

Скажите, Вы часто бываете в России на фестивалях документального кино? 

В принципе, часто. Я очень давно работаю как отборщик Лейпцигского фестиваля. Сейчас я уже не член отборочной комиссии, а советник или посредник. Но, все равно, я езжу на фестивали, собираю фильмы, мне их присылают. Я отсматриваю довольно много российских картин.

На каких фестивалях Вы бываете? 

Раньше я всегда ездила на «Послание к человеку», сейчас уже нет, потому что он перенес даты. Это уже прагматические причины, потому что наш фестиваль в октябре, отбор кончается где-то в начале августа, поэтому ездить на фестиваль в сентябре неудобно. Поэтому я никогда не ездила в Екатеринбург, например. Но я почти всегда была на Московском кинофестивале и смотрела там, в том числе, российскую программу, которую делала Рита Черненко. Она мне всегда помогала с контактами, я через нее находила режиссеров. На «Артдокфесте» я тоже никогда не была, но я всегда слежу за тем, что там показывают, и большую часть этих фильмов я знаю. С программным директором «Артдокфестa» Викой Белопольской я давно дружу, у нас очень коллегиальные отношения по поводу отбора, не ревнивые – и это хорошо для режиссеров и продюсеров. На «Флаэртиане» я первый раз.

Получается, на «Флаэртиане» Вы не работаете как отборщик? 

Да, сейчас я приглашена как член жюри. Они меня долго приглашали, и в этом году, наконец, сложилось. Часть их конкурсной программы была у нас на фестивале. Лейпциг сейчас работает на таком уровне, что старается всегда найти новое, а для отбора хорошей программы лучше брать только самые свежие фильмы, премьеры которых будут у нас, и только потом – здесь. Поэтому я почти все видела из того, что здесь входит в российскую программу. Фильм «Вместе» Дениса Шабаева, например, я отобрала на другой фестиваль — висбаденский «goEast». Вообще, работы студентов Марины Разбежкиной я всегда смотрю, потому что мы с ней в хороших отношениях и она мне их присылает.

Еще я смотрела «Длинное. Черное. Облако опускается» Александры Лихачевой и «Старухи» Галины Красноборовой, которые здесь, в Перми, в международном конкурсе. Хотя их не взяли в Лейпциг, есть шанс, что в Висбадене или Коттбусе будет один из этих фильмов.

Чем Вас привлекает школа Марины Разбежкиной, и что еще Вам интересно в современном российском документальном кино? 

Во-первых, я видела, как работает Марина с молодыми людьми как учитель. Это очень хорошо. У нее столько опыта! Она профессионально и очень точно работает, дает четкие советы, но всегда остается человеком – добрым, открытым, современным в очень хорошем смысле этого слова. Она помогает студентам, поддерживает их. Дает навыки: к примеру, что должна быть обязательно личная связь с героем. И у нее бывают люди с невероятной интуицией, которые, даже если пока являются непрофессиональными кинематографистами, все равно точно знают, что хотят рассказать и передать – и делают это прямыми способами, что получается у них очень аутентично. Фильмы школы Разбежкиной работают как рефлексия социального и политического мира. Я абсолютно уверена, что это хороший международный уровень.

Это одно течение. Но есть совсем другие. Например, фильмы Алексея Федорченко, который до сих пор иногда снимает документальное кино. Я очень люблю кино Лозницы, потому что он художник очень большого масштаба. Он знает, как ставить камеру, работает над кадром, изображением и звуком. Он сейчас сделал новый фильм, «Событие», в котором обрабатывает архивный материал 1991 года в Санкт-Петербурге. У него был недавно мастер-класс в Берлине, в рамках которого режиссер в течение двух часов объяснял, как работает с материалом, почему монтирует именно так, а не по-другому. Он действительно является частью мирового кино.

Еще я очень люблю «Рожденные в СССР» Сергея Мирошниченко – это совсем другое, но тоже мне очень нравится. И Манского люблю, конечно. Он сейчас сделал великолепный новый фильм про Северную Корею, который будет у нас в конкурсе в Лейпциге.

Западный мир в российском кино, все-таки, больше интересует некий политический момент? 

Думаю, да. Но, с одной стороны, политический, с другой – не зря я упоминаю большие имена. Рядом с Лозницей и Манским у нас в конкурсе будет и Сокуров с фильмом «Франкофония», который взяли как авторское кино, хотя и не полностью документальное.

Кто Вам интересен из молодых авторов? 

Мне действительно понравился фильм Лихачевой «Длинное. Черное. Облако опускается». Я считаю, что это очень достойное кино. Там тоже о политике, о социальной жизни, но в современной манере.

Все-таки, он довольно развлекательный. Легкая история. 

Естественно. Понятно, что это не только «наблюдение».

Потом, Клеблеев, конечно. Он, действительно, выдающийся. Это не только инстинкт, но и интеллигентный монтаж, и особый, новый подход к документалистике. Мне также очень нравится кино Дарьи Хлесткиной.

Нравится Ольга Привольнова (тоже ученица Марины Разбежкиной), которая сделала, например, фильм «Звизжи». Хотя мне, как посреднику, было трудно рекомендовать этот фильм. Это очень жесткое кино – с пьянством и ругательствами. Вы бы, наверно, сказали: «чернуха». Но мне было как раз интересно, что ей удается показать социальную сферу этого деревенского ужаса без вуайеризма. Привольнова в «Звизжах» взаимодействует абсолютно на равном уровне с героем в том смысле, что отказывается от моральных оценок «этой» жизни. То, что ты видишь, действительно, очень трагично, но при этом люди остаются людьми.

Как член жюри, на что Вы, в первую очередь обращаете внимание, когда смотрите кино? И как у отборщика, есть ли у Вас какие-то пункты, по которым Вы оцениваете фильм? 

Я не могу однозначно сказать. Потому что фильмы бывают очень разными, а очень разные – очень хорошими. Важно понять, чего хотел автор. И что получилось по сравнению с тем, что он хотел. Не могу сказать, что мне очень важно, есть ли там крупные планы или нет. Или цвет, который режет или не режет глаз.

Я провела на «Флаэртиане» мастер-класс, на котором говорила, что из-за большого количества фильмов, которые нам посылают, у нас очень быстро отсматривают фильмы. Очень важны первые пять-десять минут. Важно, не слишком ли много закадрового текста: если он лишний – стоит его убрать, если он необходим – вставлять его деликатно. Естественно, наблюдение важнее, чем дополнительные объяснения или дополнительный рассказ. Лучше, если герои что-то делают в кадре, нежели чем ты рассказываешь, что случилось между событиями, которые ты показываешь. Ну, вот такие общие вещи.

Как вы относитесь к «коммерческому» документальному кино, которое делается, ориентируясь на то, чтобы хорошо продаваться? 

Плохо, что документальное кино так мало распространено: кроме «Сноудена» или Майкла Мура, мало что попадает в прокат. С достойными игровыми фильмами, кстати, ситуация похожая. Для документального кино хорошо, если «коммерческие лидеры» есть. Ситуация от этого может даже улучшаться, хотя, все равно, у него мало зрителей. И это совершенно противоположно тому, что случается на фестивалях. Потому что на фестивалях один аншлаг идет за другим, зрители в восторге от документального кино.

Но фестивальная жизнь, к сожалению, не имеет отношения к прокатному кино. У нас в Германии так, и я думаю, что в России не лучше. Хотя сейчас появляются новые возможности. Раньше в Коттбусе очень редко показывали документальное кино. А сейчас появились секции, где его можно ставить. В том же Висбадене даже в конкурсе его можно показать. То есть для показа международного документального кино в Германии существуют не только такие большие платформы, как Лейпциг, Мюнхен и Берлинале.

Вы верите, что зритель, который в принципе не смотрит документальное кино, может пойти на какого-нибудь «Сноудена» или «Эми», заинтересоваться, и после этого начать смотреть что-то более «художественное»?.. И за счет этого аудитория постепенно вырастет? Или это самообман? 

Ничего плохого в «Сноудене» и «Эми» нет. Наоборот. Это отличное кино. А что касается зрителя, ну, кто его знает. Я совсем не понимаю логику рынка. Не понимаю, кто виноват в кризисе – прокатчики, зрители или все-таки рынок, какие-то сверх-структуры, которые ограничивают и сужают выбор.

Документальное кино само по себе — забавная вещь! Плохой художественный фильм – просто трата времени, а о плохих докфильмах так не скажешь, все равно остается, о чем думать. Но все равно прокатчикам очень сложно продвигать документальное кино. «Сноуден» – большое исключение. В Германии из фильмов на русском языке в последнее время был только «Майдан». Все-таки, российское кино не занимает значительную нишу. Даже «Левиафан» у нас прошел не очень хорошо.

Расскажите, пожалуйста, о Ваших впечатлениях от «Флаэртианы». 

О, я в восторге! Фестиваль вдохновляет и действительно очень хорошо организован. Здесь столько молодых, им все это интересно. Отличная команда, отличная атмосфера, и фильмы достойные. Особенно мне было интересно, что фестиваль так важен для города, что привлекает внимание в разных слоях пермского общества. Создается некая спокойная, открытая основа гражданского мышления. То, что здесь так упорно занимаются воспитанием и образованием, обсуждают фильмы, обмениваются мнениями – это удивительно и очень хорошо.

Интервью: Мария Фанина.
Источник: Гильдия неигрового кино и телевидения, 19 октября 2015 года.

Leave a Reply

Хотите учиться в Школе документального кино и театра? Программа обучения