Война, любовь и интуиция в жизни Беаты Бубенец

TheChechen-sujata-2027

Выпускница Школы доккино и театра Беата Бубенец рассказала Razbeg.org о своем фильме «Чечен» и о себе.

Когда-то Беата училась на филфаке и участвовала в конкурсах красоты. Спустя время она переехала из Нижнего Новгорода в Москву, поступила в Школу Марины Разбежкиной и Михаила Угарова, сделала курсовой фильм про православного активиста Дмитрия Энтео, а потом поехала снимать революцию в Киеве и войну на Донбассе. В результате появился фильм «Чечен», премьера которого состоялась в Амстердаме на фестивале IDFA. Первые показы фильма в России — на фестивале «Артдокфест-2015».

Светлана ПРОКУДИНА поговорила с Беатой о герое этой картины и о том, как съемки на Украине изменили ее жизнь.

Чем тебя привлек этот герой?

Я начала снимать в декабре 2013 года, когда начался Майдан. Там я познакомилась с «афганцами», пришла к ним в палатку. Увидела, что они очень яркие, харизматичные, и я думала кого-нибудь из них снимать или про них про всех. Среди них был Чечен. Но я его сначала не брала в расчет. У него своя история, своя причина, почему он там находится. И абсолютно, мне казалось, мало имеет отношения к украинской революции и что он не совсем подходящий герой для истории про украинские события.

Но в какой-то момент я поняла, что как герой Руслан, наоборот, более интересный. Он проживал жизнь очень насыщенно. «Афганцы» были яркие, но у них была очень статичная жизнь, каждый день одно и то же, не было каких-то вопросов и страстей, которыми был обуреваем Руслан. И так получалось, что я снимала больше его, потому что у него все время в жизни что-то происходило. Он все это очень проживал, переживал и был очень откровенен со мной. То есть у меня с ним установился контакт доверительный. Другие просто относились ко мне с симпатией, для них я была милая девочка, которой они не были готовы рассказывать какие-то интимные вещи. А Руслан, наоборот, нуждался в постоянном собеседнике. Для него моя камера была личным дневником.

кадр из фильма «Чечен», реж. Беата Бубенец

кадр из фильма «Чечен», реж. Беата Бубенец

Сколько ты его снимала?

Сначала я приехала в начале декабря, потом я вернулась в Москву как раз на защиту дипломов, потом я поехала опять туда, и так ездила то в Москву, то в Киев. Он, пока был Майдан, все время был в Киеве. Я знала, где его найти, в той же палатке. А потом уже, когда случился Крым в феврале, мы с ним поехали в Крым. Я приехала на Майдан, но было понятно, что уже не здесь история происходит, а в другом месте, и нужно ехать в Симферополь. Но я разрывалась: с одной стороны, надо снимать героя, с другой, события, которые разворачивались. Основная проблема при монтаже как раз была в том, что все самые яркие запоминающиеся эпизоды были сняты без его участия. Штурм в Донецке, например. Его в это время не было там, а я была и снимала. Было очень сложно соединить историю человека и активные события, в которых он не участвует. Фильм условно делится на три части: Майдан, Крым, Донбасс. Но на Донбассе Руслана нет. Потом я вернулась в Киев, когда прошел уже почти год, и досняла там финал.

У твоего героя как раз произошли изменения в жизни.

Да, он женился, и реально новая жизнь у человека началась.

В какой-то момент я устала от этого монтажа. Я монтировала год, мне казалось, что ничего не получается и просто нужно как-нибудь закончить и поставить точку. Тогда я в Киеве показала это своим друзьям. К тому моменту герой был доснят. Но все равно не складывалось еще кино. Я подумала, что кино не получается, надо делать о чем-то другом. Единственный человек, который видел все эти события, это я. Все спрашивали, почему я не делаю фильм о себе? Я подумала, что, может быть, тогда мне выстроить свою историю? Но когда я начала смотреть эпизоды с собой, я поняла, что не смогу сделать о себе. Тогда я просто посчитала количество минут, посмотрела, где больше всего отсутствует герой. Сначала Крым сразу переходил в Донбасс. Я подумала, что очень долго Руслана нет, и что после Крыма он опять появится.

Твой герой говорит, что любит повоевать, это то, чем он привык заниматься. С другой стороны, он себя так ведет… миролюбиво. Он не агрессивен. Есть в этом некое противоречие.

Я об этом не задумывалась. У меня не было представления о том, как должен выглядеть человек, который все время воюет. (Смеется) Для меня Руслан был таким… неприкаянным человеком, неприкаянной душой. Он в какой-то момент сам говорит, что в жизни он либо воюет, либо сидит в тюрьме, либо занимается продажей оружия. Ну это… такой образ жизни.

Он один такой там был?

Там было очень много таких людей. Но у него же еще личная миссия была — отомстить. Он был единственным, кто имел какую-то ясную цель. Он точно понимал, что он хочет и почему он здесь. Очень многие стихийно там оказывались и действовали, не сильно рефлексируя по поводу происходящего.

Мне кажется, что он придумал себе эту цель.

Не важно! Это нечто, что движет им, что является смыслом его жизни. По крайней мере, себе он так отвечает на какие-то вопросы.

Ты не думала, зачем ему война? Что его привлекает в этом?

Я думаю, что это реально в какой-то момент его захватило. Это образ жизни, к которому он привык. Он всегда будет воевать с кем-то. Сейчас он в Киеве, хочет получить гражданство. Все равно он оказывается в оппозиции к власти. Он был в добровольческом батальоне «Айдар». Эти батальоны не очень любит власть, потому что они никому не подконтрольны. И в самом «Айдаре» произошло деление. Одни стали подконтрольны власти, другие этого не захотели. Вот он был среди последних, и теперь против них начинаются преследования. Мне кажется, он не приспособлен к мирной жизни, он не знает, где себя в чем применить. И мне было очень интересно, что он нашел себе жену, далекую от войны, живущую спокойной жизнью, и как он впишется в эту реальность. Пока я вижу, что он не вписывается. Пока его тянет война, какие-то разборки. Я не знаю, сможет ли он это преодолеть и начать жить мирной жизнью. Что он будет делать на даче? Ловить рыбу? (Смеется)

Потом я поняла, что изначально хотела снять об этом, о людях, для которых вся жизнь была войной и которые не могут от нее отойти и чувствуют себя неприкаянными в мирной жизни. Я думала, что такие люди как раз «афганцы», которые на Майдане нашли себе место и чувствуют себя там комфортно. Но Руслан оказался более ярким.

У меня есть ощущение, что ты со своим героем чем-то похожа. Его привлекает война, по своим причинам. И тебя она тоже привлекает.

Ну конечно… Когда началась революция в Киеве, мне захотелось там быть, на революции. Когда я туда приехала, я почувствовала себя абсолютно на своем месте. Именно в тот момент это было для меня наиболее, наверное, органичное место — быть на революции.

Это удивительно, Беата.

Наоборот! (Смеется) Я задумывалась о том, что если вдруг начнется революция в России… Я документалист. А есть люди, у которых семьи и которые живут своей размеренной жизнью. И если начнется революция или что-то такое, то для меня это не такая большая проблема. Я поняла, что я в каком-то смысле маргинальный человек в том плане, что у меня нет семьи, бизнеса, каких-то обязательств перед кем-то и еще что-то, за что бы я держалась, что я боялась потерять. И поэтому мне как-то нормально быть на революции, на войне. Я нормально себя чувствую именно в периоды кризиса, которые пугают многих. Других людей, конечно, пугают эти все катаклизмы.

1398935_10151844938742898_1580137948_o

Знаешь, что еще удивляет в твоем фильме? То, что к твоей камере постоянно обращаются самые разные люди, которые находятся по разные стороны баррикад.

Абсолютно, да.

И ты всех с одинаковым вниманием и интересом выслушиваешь, всем даешь возможность высказаться. Но своего отношения к происходящему ты не показываешь. Кто из участников событий, которые ты снимала, вызывал у тебя большую симпатию?

Не знаю даже… Но, наверное, украинцам я больше симпатизировала все-таки. Потому что они вышли на революцию. Хотя не всегда они выглядели симпатично. Мои друзья говорили, что, вот, у тебя в фильме русские выглядят менее симпатично, чем украинцы. А я понимаю, почему так происходит. Потому что украинцы показаны как отдельные люди, вне толпы. А русских я показывала именно в стихии. Когда люди в стихии, те же украинцы, в толпе, то они не производят приятного впечатления. В толпе, в массе, когда человек захвачен стихией, он как бы теряет свою личность, становится не очень приятным. Все, кто обращался к моей камере, хотели донести свою правоту и были навязчивы. Такими были не только русские, но и украинцы тоже. Все хотели пообщаться со мной, высказать свое мнение. Например, ко мне на Майдане постоянно кто-нибудь подходил. Это демонстрация по сути, да? И все хотели продемонстрировать свою позицию, свою точку зрения. Это раздражало что на Майдане, что в других местах. Но потом я в какой-то момент расслабилась и стала снимать, думая — пусть говорят.

Но ты общалась не только с народом, но и с вооруженными людьми. Из «Айдара», например.

Да. Но с «Айдаром» вообще другая история. Это уже война. Мой фильм сейчас не про войну. Он заканчивается в тот момент, когда начинается война (на Донбассе). По сути я войну не включила. А «Айдар» — это уже военные будни. Я попала в этот батальон, когда искала Руслана. С ними я чувствовала себя в безопасности. Потому что их боялись не только местные жители, но и украинские милиционеры. На войне как происходит? В мирной жизни ты снимаешь человека, с которым у тебя установилось доверие. А на войне… основная проблема заключалась в том, чтобы найти такого человека, именно среди военных, который не просто будет к тебе хорошо относиться, но и который будет иметь какой-то вес, чтобы покровительство этого человека давало тебе возможность снимать.

Ты использовала для этого свое женское обаяние?

Наверное, быть девушкой на войне, если ты журналист, репортер, документалист, в каком-то смысле проще. Если ты мужчина-репортер, то, наверное, пришлось бы доказывать, что ты свой парень. А здесь мне не приходилось этого делать. Наоборот, мужчины на войне чувствуют себя благородными. В них как будто инстинкт мужественности просыпается. Они стараются тебе максимально помочь, оказать тебе покровительство.

Тем не менее это не спасло тебя от плена.

Это вообще неожиданно для меня произошло. Я думала, что могу попасть в плен в ДНР, у меня даже было наготове смс с текстом, что я в плену, и был список рассылки, кому это я могла отправить. А тут я оказалась в плену на украинской стороне. Я приехала снимать своего героя в батальон «Айдар». Я поехала туда абсолютно одна. Обычно ты все равно с какими-то знакомыми, журналистами. А тут я одна, транспорт общественный не ходит, пришлось добираться на такси, еще как-то. Мне повезло проехать все блокпосты, несмотря на русский паспорт. Я смотрю: какие-то военные. Подошла к ним, говорю: «Вы — «Айдар»?» Я была уверена, что это «Айдар». Они говорят: «Нет, мы «Золотые ворота». Я даже подумала, что они прикалываются, потому что какой нормальный человек назовет батальон «Золотыми воротами»? (Смеется) В честь метро, что ли? (станция метро в Киеве «Золотые ворота»). И они сначала хи-хи-ха-ха. А потом вдруг: «Вы кто такая?» Я поняла, что сейчас могут начаться реально какие-то вопросы и лучше уйти. Но когда я это поняла, они решили меня задержать. Я успела отправить половину сообщения своему другу, который очень быстро среагировал. А здесь было очень важно быстро реагировать, потому что если ты на войне, тебя могут просто убить, а потом сказать: она попала под обстрел. Это война, и потом никто ничего не докажет.

Сколько времени ты провела у «Золотых ворот»?

Сутки в результате я провела у них. Там совсем рядом шли бои. Это был единственный момент за все время войны, когда я почувствовала, что я реально рискую жизнью. Когда начался обстрел, мы побежали в окоп. И все это было слышно так близко, я понимала, что реально могут в меня попасть. Но я не снимала это. Потому что, во-первых, я была в плену, камера была где-то у них, а во-вторых, я не представляю, как… Даже если бы в этот момент камера была у меня в руках, я не думаю, что я сняла бы какие-то эффектные кадры.

Знаешь, что странно? Что ты такая sexy girl и едешь в самое пекло. Зачем тебе это?

Беата молчит.

Это не рациональный выбор. Я просто чувствую… обычно я чувствую, где мне интересно… То есть, если я хочу, это мне действительно интересно, я буду это делать. До тех пор, как я не стала снимать про Энтео, я не знала, кто такие православные активисты, просто как-то так получилось. То же самое с Чеченом, с революцией. Заранее у меня нет каких-то предположений… я не ищу специально героя или тему. Просто действую, ориентируясь на свою интуицию что ли, что для меня сейчас важно, интересно, актуально. Меня же не политика интересовала. Я даже не очень понимала, из-за чего революция в Киеве произошла. (Смеется)

10712812_800633856670617_9123361742681877077_n

Ты замуж не хочешь?

Долго смеемся.

Да, конечно, я бы хотела выйти замуж. Детей и все… и мужа. Конечно бы, я хотела. Мне вообще кажется, жизнь неполноценна без мужчины. Когда ты одна, ты не проживаешь жизнь на сто процентов. Ты живешь только тогда, по моим ощущениям, когда есть любовь. У меня нет такой любви сейчас. Хотя у меня, может быть, насыщенная жизнь, но для меня это неважно. Если ты не знаешь, что такое любовь, тебе нормально, интересно, но, мне кажется, это все как-то бессмысленно. Смысл только в любви.

Мне кажется, это женский взгляд.

Не знаю… Мне кажется, у мужчин тоже так, если у них никого нет, они не живут по-настоящему.

Вообще для меня эта тема о мужчинах и женщинах очень важная, актуальная. Я даже думала сделать фильм об этом. Когда я уехала и была в Украине, снимала революцию, войну, все это время я проводила с мужчинами. И вообще было очень много мужчин вокруг. Я еще поняла, что на войне, в экстремальной ситуации, с тобой рядом обязательно будет какой-то КОНКРЕТНЫЙ мужчина.

С батальоном «Айдар» мне было очень хорошо. Я чувствовала себя с ними как-то органично. Мне кажется, я в душе такая же, как они… (Смеется) Но вообще моя жизнь так устроена, как будто в ней нет места для мужа. Понимаешь? Там ты просто не можешь не быть с мужчиной. Без мужчины, сама по себе, ты просто попадаешь в беду. Даже когда я была в плену, был кто-то, кто защищал меня. Они все думали, что я опасная русская шпионка. Для них это было такое развлечение, что, вот, у нас есть пленный, они приходили, смотрели, разговаривали постоянно. Я поняла, что им реально там скучно живется. И вот среди них был один самый добрый. Он очень благородно себя вел, дал мне бронежилет, я чувствовала, что могу положиться на него. Он говорил, что если окажется это неправдой, что я шпионка, «я обещаю вам, что я обязательно попрошу у вас прощения». Потом я уже это забыла, и вдруг мне пишет какой-то парень «Вконтакте», что, вот, он тот самый… «я хотел бы извиниться» и все такое.

Знаешь, чем еще интересна война? Тем, что сейчас здесь мне никто неинтересен. Я могу пойти на свидание, я могу разговаривать… о кино, еще о чем-то, но какого-то важного контакта не происходит. Для меня в мужчине важнее всего Мужчина, не его образование, социальный статус, общие интересы, не то, как он выглядит, вообще ничего из этого, а что-то другое, что… я, наверное, не могу осознать головой. (Смеется) Не могу сформулировать. Это то, что ты чувствуешь: он мужчина! По крайней мере, на войне так. Там не важно то, что важно в мирной жизни.

 

Читайте также:

Leave a Reply

Хотите учиться в Школе документального кино и театра? Программа обучения